Как вы уже знаете из нашей публикации о киновечере в украинском посольстве, на нынешнем международном кинофестивале Berlinale был показан документальный фильм режиссера Мантаса Кведаравичуса «Мариуполис» (Mariupolis) копродукции Литвы, Украины, Германии и Франции. После интервью с продюсером ленты Анной Палещук, она сказала мне, что можно было бы еще побеседовать и с героинями фильма, которые тоже приехали в Берлин на премьеру. Хорошо бы, конечно, время только нужно как-то для этого найти. Прихожу домой, а  тут как раз мне пишет давний знакомый, известный киевский журналист Андрей Цаплиенко и спрашивает, не хочу ли я взять интервью для сайта у одной из героинь «Мариуполиса». Ну, раз так все совпало, то, конечно, хочу. Связываюсь по наводке Андрея с героиней, мариупольской журналисткой канала «112 Украина» Альбиной Львутиной и срочно еду в гостиницу Holiday Inn Express Berlin. В фойе меня, оказывается, ждет не только Альбина, но и еще одна героиня фильма – концертмейстер из поселка Сартана Марина Архипова. До очередного фестивального показа фильма в двенадцать часов ночи остается не так уж и много времени, начинаем беседу.

 – А расскажите для начала, как вы стали героинями «Мариуполиса»?

Альбина: Это очень интересная история. Сначала Мантас нашел мою маму, и она стала одним из менеджеров фильма, помогала организовывать съемки. Когда она меня с ним познакомила, он подумал, что можно и меня немного поснимать. Изначально даже не планировалась какая-то сюжетная линия со мной, мы просто пообщались, после чего он снял меня в работе в Широкино, куда я ездила делать репортаж. Потом он еще раз меня поснимал, и еще раз, когда была моя свадьба, этот фрагмент также вошел в фильм. Ну и потом, когда они уже приехали во второй раз, когда уже были продуманы все сюжетные ходы и драматургия, они решили добавить еще сцены. Так мы поехали с папой на рыбалку, и этот момент тоже они снимали – море, лодки, это было рано на рассвете. Вот так я стала одной из героинь фильма.

– И много в фильме главных героев?

– Я не могу выделить кого-то главного. Там проводятся отдельные сюжетные линии: вот есть Марина – музыкант, есть я – репортер, есть мужчина-рыбак, есть целый коллектив Дома культуры в Сартане, есть мой отец – сапожник. Есть несколько героев, и сцены с ними чередуются, параллельно проходят через весь фильм.

Марина: Со мной получилось чисто случайно. Съемочная группа  приехала к нам в Сартану, это греческий поселок под Мариуполем, зашла к нам в клуб и сразу начала снимать у нас в комнате. Я как раз беседовала по телефону с шефом, и они сняли этот момент. Это было всего буквально пять минут, но этот разговор вошел в фильм. Потом они меня уже сняли, когда я ехала в трамвае, в автобусе, другие моменты.

– Это фильм документальный, но как я понимаю, там были и какие-то постановочные моменты?

Альбина: Вчера зрители на одном из показов в Берлине заметили, что в фильме есть импрессионистические черты – впечатления автора и режиссера от того, что они видят. Что касается постановочных сцен, то была всего одна сцена с актрисой Утой Кильтер. Она должна была прийти в мастерскую к моему отцу и взять танцевальные красные туфли. Это единственное, что ей нужно было сделать – сесть на стул и начать разговор. Все остальное, диалог между ними – это не было прописано, это личное их общение. Можно даже сказать, что это полупостановочная сцена. Ну и сцена, где мы на рыбалке. Нам просто сказали: вы поедете рыбачить, и всё. Все разговоры, все диалоги – это, действительно, документалистика, ни слова не было прописано, это реальная жизнь в ее реальном проявлении.

– А можно совсем коротко рассказать, о чем фильм?

– О чем фильм? Как говорит Мантас, он о том, что любовь может преодолеть войну. Фильм скорее не о войне, а о мире во время войны. Да, там есть кадры военных действий, реального боя в Широкино, но также показывают и ту жизнь, которая происходит рядом – это и свадьбы, и общение между людьми, и все-все-все, что есть во время войны.

– А насколько далеко Сартана находится от Мариуполя?

Марина: Это буквально возле Мариуполя. Когда мы едем на работу, мы постоянно видим, как проезжают военные машины. И режиссер это тоже увидел и снял для своего фильма. В Сартане тоже есть разбитые дома, там погибло много людей.

– И как люди воспринимали съемки?

– Они с удовольствием наблюдали за съемочным процессом.

– А как настроение жителей Сартаны?

– Люди тяжело воспринимают происходящее, много споров. Все ждут, когда уже наступит мир, никто не хочет войны.

– Я слышал, что в Мариуполе многие настроены пророссийски.

Альбина: Нельзя, конечно, сказать, что у нас безумно патриотичный город, и у нас нет ни одного человека, который бы поддерживал Россию и ее интересы. Это не так, такие люди есть. Сейчас они, может быть, не настолько открыто выражают свою позицию, но они есть и говорят, что не Россия воюет с Украиной, а это гражданская война, и что Россия хочет нам помочь. Что-то у этих людей переключилось, может какая-то пелена… Я не понимаю, если честно, но есть те, кто изначально поддерживали так называемые «ЛНР», «ДНР» и действия России, которая их курирует. Но, с другой стороны, сейчас есть и та часть людей, которая уже это всё не разделяет и начала понимать, что есть Украина, страна в которой они родились, а Родину не выбирают.

– Все-таки, получается, настроения людей поменялись?

– Они поменялись, но не кардинально, я не могу сказать, что это носит массовый характер. Есть львиная доля тех людей, которые продолжают, к сожалению, поддерживать совсем не Украину. Ну я думаю это потому, что они на себе не испытали, что значит Донецк и Луганск, они не знают, что это. Они еще надеются на то, на что они рассчитывали: мы думали, что Россия придет и нас заберет, как это было в Крыму, никакой войны, никак стрельбы не будет, мы думали, что будет так, мы не хотели по-другому...

– А можно определить процентное соотношение таких людей?

– Мне приходится общаться с разными людьми. Если говорить о фейсбук-аудитории – активистах, волонтерах, то понятное дело, они все поддерживают Украину. Но мне приходится встречаться и с теми, которые поддерживают Россию. Даже в поселке Сартана, а это хороший поселок с культурными традициями, действительно много людей, которые не поддерживают Украину. Как бы ни было, для меня, жителя Мариуполя и жителя Украины, это обидно, но это есть.

Когда я приехала на съемки в Сартану, это было в августе прошлого года, как раз поселок обстреляли, снаряды ложились прямо на дома, погибло два человека. И вот я стояла и слушала некоторых великих местных знатоков, когда еще никакого вывода не было, только ОБСЕ и военные работали, а они уже кричали мне: я вот лично видел, залез на крышу и смотрел, это оттуда, со стороны украинской армии снаряды летели… Ну, как можно разговаривать с людьми, которые говорят ложь, говорят неправду? Я вот не утверждаю, откуда летят снаряды, потому что я не военный. Я ему тогда сказала: ну как вы могли залезть на крышу во время обстрела, когда люди в подвалах прячутся, чтобы спасти свои жизни, это инстинкт, элементарное самосохранение? Нет, я залез, я сам все видел, это летели снаряды со стороны украинской армии. Тогда у меня в Сартане был небольшой конфликт. Я как журналист обычно в таких ситуациях ничего людям не говорю, потому что не имею права – есть такая точка зрения, есть другая точка зрения, но иногда я не выдерживаю и позволяю себе вступить в дискуссию и хотя бы попытаться им что-то объяснить. Такая же похожая ситуация была и с Восточным… О каком-то процентном соотношении говорить нельзя, но можно сказать, что такие люди есть, и их немало.

– А что жителей Сартаны может смущать в действиях Украины?

Марина: Дело в том, что очень много людей из Сартаны погибло. Люди реально видят, что погибают их родственники и их дети. Кто именно стреляет, они не видят. Они просто хотят, чтобы это закончилось, они хотят мира, хотят спокойно жить, спокойно спать, хотят, чтобы их дети были здоровы, хотят услышать от правительства, когда это все закончится, и всё…

– А сейчас какая ситуация в поселке?

– Каждый день мы по телевидению слышим то ли правду, то ли неправду.

– А сейчас стреляют?

– В самом Мариуполе стрельбы нет, но за городом стреляют, это слышно, поэтому особого покоя нет. Людей это пугает.

– Альбина, а где именно ты как журналист работала в зоне АТО?

Альбина: Сартана тоже входит в зону АТО. Я была под Мариуполем в поселках Гнутово, Гранитное, Старогнатовка, Широкино, Чермалык, Павлополь, это все находится на линии соприкосновения. Общалась там и с солдатами, и с местными жителями.

И какие там у солдат и жителей настроения?

– Что касается солдат, то они же не зря там находятся. Каждый из них верит, что они уйдут домой уже с победой, и их встретят как победителей, а не просто как тех, кто стоял на линии соприкосновения. Да, они молодцы, что держат оборону, не пропускают врага дальше. Но ситуация не должна быть в стадии замороженного конфликта, чтобы туда постоянно приезжали новые солдаты. Наши территории нужно отстоять и отбить. И каждый солдат именно так и думает. Большинство этих людей – добровольцы. Даже в ВСУ – это контрактники, которые изъявили желание служить и пошли защищать Украину. Никого из них к этому не принуждали, все, кто там находятся, уверены в том, что они будут победителями. Мариупольцы их также поддерживают.

А что касается жителей, то Мариуполь хоть и попадал под обстрел, но все равно город не был в такой ситуации, в которой находятся поселки. Там люди практически изолированы. Вот когда был один из обстрелов, пострадали вышки, и один из поселков – зима, холод, мороз – остался без газа и электричества. Из-за того, что нет электричества, нет воды, так как насосы не работают, нет еды… У людей нет ничего. И около месяца они жили в адских условиях, просто выживали. Кроме того, у них нет денег, потому что сейчас огромнейший кризис. И в такой ситуации они поддерживают друг друга. В этих поселках осталось очень мало людей. В Широкино сейчас вообще никого нет, а в других поселках все друг другу помогают, стареньким людям, которые там остались, потому что молодежь уехала. Они там выживают за счет гуманитарки в основном.

– А волонтеров  в Мариуполе много?

– Я знаю очень много волонтеров в своем круге общения. Волонтеры в других городах Украины – это хорошо, но должны быть люди, которые поддерживают ребят на месте, кто лично приезжает. Солдаты говорят: да, спасибо, нам нужны горячие обеды, сладкое, но нам приятно, когда сами жители, которых мы защищаем, приходят и благодарят нас за то, что мы здесь стоим, для нас это еще важнее. Поэтому в Мариуполе достаточно много волонтеров, несмотря на всю опасность ситуации. Там, где-то в Киеве, в Чернигове, Виннице их не трогают, а здесь людям постоянно поступают угрозы, странные сообщения, еще что-то. Неоднократно это было. И в таких тяжелых условиях, в условиях фактической опасности для их жизни и для жизни их семей, они продолжают работать вот уже два года. Это очень тяжело, я вижу это по многим волонтерам. Но каждый раз открывается новое дыхание – вроде устаешь, но все равно продолжаешь работать, понимая, что без это просто никак.

– Мариуполь, действительно, одна из самых горячих точек, потому что тут все в постоянном ожидании: будет наступление, не будет наступления. Что сами жители думают по этому поводу?

– За два года таких предсказаний о наступлении было больше десятка. Первые раза три, это было, наверное… Ой, помните, как когда-то у нас ждали 21 декабря – конца света?  Так и в Мариуполе сначала ждали наступления. А потом… Было страшно, когда обстреляли Восточный. Как только его обстреляли, Захарченко заявил о том, что они начали наступление. Тогда было реально страшно, да. После этого он, конечно, забрал свои слова назад, увидев сводки новостей о 30 погибших и более сотни раненых. Тогда они уже ни о каком наступлении не говорили. В том момент было страшно, сейчас жители не так реагируют на слухи. Конечно, есть какой-то элементарный инстинкт, но говорят о каком-то наступлении – пусть говорят, ничего не будет… Вот мы живем на грани, и, скорее всего, вот так на грани мы пока и будем жить, пока этот конфликт как-то не разрешится.

– Просто люди уже привыкли, получается?

– Да, люди привыкли. И это самое страшное, что они привыкли даже к  смертям, к ежедневным сводкам новостей о смертях наших защитников и мирных людей.

– Значит, и на вашем участке солдаты погибают?

– Погибают… Недавно к нам Дмитрий Ярош приезжал, и сказал, что в любой стране во время войны преуменьшают потери в живой силе. Так же и у нас. Если говорят, допустим, о пяти погибших, то в действительности можно говорить о большей цифре. И с ранеными точно так же. Это и касается ежедневных обстрелов. Когда мы сами слышим, что идет бой, а в сводках новостей не говорят, что вчера был бой, то мы понимаем, что об этом просто умолчали, его не зафиксировали, не засчитали как обстрел. Мы понимаем, что официальная информация может быть и недалека от действительности, но не соответствует ей точно.

– В Мариуполе каждый день слышны взрывы?

– Взрывы слышны, но тут еще нужно различать, потому что и разминирования у нас проходят, и утилизация снарядов, учения, ну и обстрелы, понятное дело. Взрывы в Мориуполе ежедневно слышны – то Широкино, которое чаще подвергается обстрелам, то Сартана, то Коминтерново, поселок, который недавно захватили боевики. В Пищевике в последнее время из достаточно тяжелых орудий стреляют, из 122-мм гаубиц, которые оставляют воронки глубиной с метр.

– Вот как раз по поводу этих поселков, которые втихомолку захватывают в серой зоне. Что с теми людьми, которые там живут?

– А людям некуда ехать. Те, кто хотел уехать и мог это сделать, они уже уехали. Те, кто остались в том же Коминтерново, это в основном старики, там людей немного, ехать им просто некуда. Единственное, что они просят: пожалуйста, не делайте из нас второе Широкино. Они не хотят, чтобы их поселок, вымер, исчез, превратился в руины. Люди как-то живут. Как – это даже для меня загадка. По копеечке собирают денежки, по кусочку хлеб, просто для того, чтобы выжить.

– Российская пропаганда постоянно рассказывает, что на востоке Украины боятся и не любят украинских солдат. Откуда эти солдаты и как к ним реально относятся?

– Вообще, что касается российской пропаганды – это сказка. Украинские СМИ тоже хороши, есть какие-то преувеличения, еще что-то, но то, что говорит российское телевидение, я даже не могу подобрать слов, как это назвать, это даже не пропаганда. Что касается солдат, то они со всей Украины – и Львов, и Киев, и Одесса, и Днепропетровск, вся Украина, и Мариуполь, в том числе.

– Но доверие к украинской армии у местных жителей есть?

– У тех, кто верит в Украину, и у тех, кто хочет жить в Украине, у них доверие, конечно, есть. Те, кто не хочет, кто относится к украинской армии не так, как хотелось бы, у тех нет никакого доверия, они не хотят видеть этих солдат с украинскими шевронами в Мариуполе и на ближайших территориях.

– Я не так давно общался с одним известным украинским писателем, так вот он сказал, что даже не может этих людей назвать «ватой», это просто люди, которым все равно, кто победит, они просто выжидают. Это так или нет?

– Нет, вы знаете, я помню одну недавнюю историю – митинг-реквием, 24 января это было, в годовщину обстрела Восточного. Было там несколько ребят, в прошлом солдат, а сейчас они здесь на гражданке занимаются больше волонтерской деятельностью. И вот стояли активисты, пришли обычные люди, жители Восточного, и один из этих ребят уже после митинга, когда все просто общались, сказал: «Слава Украине», а другие подхватили: «Героям слава!», так одна женщина повернулась и, простите, сказала,: «Пи…сы ваши герои!»… Я не могу сказать, что этим людям все равно. Они явно поддерживают действия России и так называемых «ДНР»-«ЛНР». Да, есть те, кто говорит: мы за мир, мы просто не хотим войны. Но те люди, которые поддерживают Украину, они хотят победы, хотят, чтобы над их домом был украинский флаг. Да они тоже не хотят войны, хотят, чтобы это все быстрее закончилось, но они также хотят, чтобы над Донбассом развевался украинский флаг. Хотя тут тоже есть момент, что те, кто доволен сейчас своей жизнью в Донецке, Луганске или еще где-то, пусть они там и остаются. Пусть пройдет время, пусть они поймут, и тогда они сами попросятся обратно.

– Вернемся к фильму. Съемки продолжались достаточно долго, к тому же съемочная группа приезжала дважды – весной и осенью. За это время что-то изменилось?

Марина: Ну да. Возможно, даже характер у меня немного поменялся. В лучшую сторону. Это было первый раз в моей жизни. Я работаю сразу в двух коллективах – в музыкальном училище и в музыкальном хоре, а тут кино – очень интересная работа. Режиссер замечательный человек, кино очень необычное, как я поняла, военное… Для Мариуполя это очень интересно. Когда мы приходили в музыкальное училище, все были рады помочь. Когда мы работали с женщинами в хоре, все были очень довольны, что их будут снимать в кино.

– А как они отреагировали, когда узнали, что вы едете на фестиваль в Берлин?

– Когда узнали, что я еду в Берлин на премьеру фильма, то все были рады и пожелали нам удачи.

– Режиссер как-то объяснял, почему фильм называется «Мариуполис»?

Альбина: Не «Мариуполь», а «Мариуполис»? Мантас из Литвы, и, если я не ошибаюсь, именно так на литовском звучит название нашего города.

– А каковы личные впечатления от фильма?

– Это фильм документальный, достаточно особенный. Это не комедия, когда ты пришел в кино с попкорном, поел, не думал, отвлекся, посмотрел фильм и забыл. Это фильм, который заставляет человека шевелить мозгами и делать какие-то выводы.

– Показалось ли на премьере, что после просмотра фильма у немецкого зрителя изменилось восприятия событий, которые происходят в Украине? Какие вопросы вам задавали?

– Вопросы у зрителей были самые разные, начиная от художественных методов, почему так много крупных планов, и заканчивая вопросами о том, почему не был сделан акцент на том, что это агрессия именно со стороны России, почему нет еще чего-то, связанного с войной и военными.

Изменилось ли восприятие?.. Все, что я могла сделать своими силами, я сделала. Например, отвечая на один из вопросов, я рассказала об эпизоде с маком и георгиевской лентой, когда на 9 Мая у нас на площади после митинга случился конфликт. У девочки лет двенадцати на одежде был красный мак, ее мама волонтер, и были там также бабушки и дедушки с георгиевскими лентами, которые говорили о том, что наши родители воевали, это наша история, мы должны об этом помнить, это сейчас не символ агрессии… Своими словами они просто довели ребенка до слез, и эта сцена очень сильно показана.

Я снималась в этом фильме для того, чтобы, может быть, показать и донести что-то до европейской публики. Потому что, к сожалению, насколько я знаю, и здесь работает российская пропаганда. И здесь люди пытаются сказать, что Россия не ведет никакую войну, люди борются за свободу, люди борются там за какую-то справедливость. Мнимую свободу и справедливость. Я попыталась это донести и после премьеры говорила, что есть страна-агрессор – Россия, и нельзя об этом молчать, об этом нужно говорить, и плохо, что Европа иногда даже не знает, что на самом деле у нас там происходит. Европейские политические деятели говорят: «мы обеспокоены», и всё. Ну, от того, что они обеспокоены, нам, к сожалению, ни холодно, ни жарко. От того, что МВФ предоставил какие-то кредиты правительству, до обычных людей эти деньги никак не доходят, ни в каком виде. Поэтому, наверное, моя миссия была сказать той небольшой аудитории, которая присутствовала на показе фильма, что есть агрессия России, что, к сожалению, Украина нуждается в помощи. Реально нуждается. Хотя бы в информационной поддержке. Сказать о том, что здесь идет война, действительно идет война с Россией.

– И берлинские зрители все же поняли, что из себя представляет украинский город Мариуполь?

– Я не могу ответить за берлинского зрителя, потому что, наверное, здесь и менталитет немножко другой, и восприятие другое. Фильм – это впечатление автора от города, в котором он побывал, от людей, которых он увидел. Но после премьеры к нам подходили люди и благодарили, говорили: спасибо, нам очень понравилось, очень хороший фильм, очень сильно. И нам как героям говорили, и режиссеру. И, как я знаю, уже начали появляться первые рецензии и первые положительные отзывы на фильм. В «Мариуполисе» никакой моей заслуги вообще нет, это все полностью заслуги режиссера и операторов. А еще мне очень приятно сказать, что это время Мантас стал настоящим другом нашей семьи.

Интерью/видео: Игорь Магрилов
Фото: Игорь Магрилов, из архива Альбины Львутиной

image image image image image image image image image image image